Кроличья нора, или Хроники Торнбери - Страница 97

Майкл недовольно заворчал, завертел головой, словно китайский болванчик, плотно сжал маленький ротик. Но с горем пополам лекарство выпил и уже через десять минут, когда температура спала, мирно посапывал у меня на плече.

«Ну и слава Богу, сейчас ты поспишь, силы вернутся, ничего страшного не произошло, обычная простуда, сколько их у тебя еще будет, маленький мистер Коллинз!»

Я чмокнула влажный лоб малыша и, положив его в кроватку, тихо прикрыла дверь детской.

Пройдя в нашу спальню, обессиленно опустилась на кровать.

«Так что же произошло? Кто позвонил Томасу? Если беда не с его родными, тогда с кем?»

Я прилегла на постель и осторожно коснулась рукой его подушки, казавшейся еще теплой и хранящей след от головы.

«Томми, где и с кем ты сейчас? Почему мое сердце не на месте?»

Надвигающиеся слезы перебил звонок на мобильный. Громко заигравшая мелодия заставила меня вздрогнуть. Я бросилась на поиски телефона, пока тот не разбудил уснувшего в соседней комнате ребенка.

Засветившаяся на заставке фотография дочки наполнила сердце теплом. Недолгий разговор с ней немного успокоил и развеял мрачные мысли.

«У старшего малыша и у мамы все, слава Богу, хорошо!»

Юля должна была скоро приехать к нам. Она заканчивала девятый класс, интенсивно посещая репетиторов для улучшения английского, и два следующих года, вплоть до поступления в университет, планировала учиться в Сассексе, в колледже «Ст. Бид» недалеко от Истбурна. Наш выбор пал на эту школу по причине ее удобного месторасположения. Всего час езды на машине будет отделять меня от ребенка, всего час, а не пять по воздуху.

Но не давала покоя мысль о маме, которая останется одна в Москве. Я неоднократно предлагала ей переехать, но как безболезненно пересадить старое дерево, не повредив корней?

Юля же, наоборот, зачеркивала в нетерпении дни на календаре, ожидая, когда вырвется из-под бабушкиной опеки и насладится свободой в студенческом кампусе. Мое предложение пожить в поместье она сразу отвергла, правда, с вежливым оправданием и смущенной улыбкой. Дочь нашла неожиданного союзника в лице Томаса Коллинза, который не замедлил напомнить: дети заслуживают доверия и возможности самостоятельно встать на ноги и расправить крылышки:

– Ты забыла себя в юности? Что кроме свободы было ценно для тебя в то время?

И он прав.

Бессонная ночь полностью лишила меня сил, и, надеясь, что Майкл поспит не менее двух часов, я прилегла.

…В этот момент снизу, у входной двери, раздался звонок, а потом настойчивый и торопливый стук.

Скорее всего, приехал доктор Милтон, чтобы осмотреть нашего сына.

Странно, что шум у парадной двери был слышен даже в спальне. Размеренный глухой стук не прекращался. Я терялась в догадках, где замешкалась Софи, почему она не открывает дверь. Боясь, что посетитель потревожит мирно спящего ребенка, я поспешила вниз и потянула тяжелую створку парадного входа, чтобы впустить гостя.

Передо мной стоял… доктор Лукас, одетый в тот же нелепый, обтягивающий живот атласный сюртук с кружевным жабо. Он держал в руках небольшой кожаный сундучок и заискивающе улыбался. По его круглой лысине ползли вниз и скатывались на плечи крупные капли дождя; круглые стекла очков запотели и прятали бегающие глазки.

Я почувствовала, как у меня на голове зашевелились волосы, а сердце в груди забилось словно пойманный в клетку зверь.

– Миссис Коллинз, позвольте войти, а то на улице дождь, я промок до костей.

Видите ли, я наконец-то изобрел лекарство от всех болезней. Не то что ваши пресловутые волшебные бобы от Феи. Оно спасет не только Майкла, но и всех детей. Позволь мне войти, ханни-детка!

«Ханни-детка?»

В мгновение ока сон стал моим:

– Привет, Гай! Неужели ты думаешь, я впущу тебя?

Личина мистера Фишерли стекла вниз подобно плавящемуся на огне воску, а смешные очки, блеснув зеркалами, отразили мое бледное лицо. На губах преобразившегося гостя заиграла грустная улыбка Джокера. Гай в смущении поклонился и дрожащей рукой снял очки. Я напряглась, ожидая увидеть те же обжигающие антрацитовые дыры, но на меня взглянули грустные глаза с воспаленными красными веками, опухшие, смертельно уставшие. А потом послышался тихий надломленный голос:

– Елена, прости меня. Ненастье близко. Скоро Стражи затеют игру. Мотыльки в паутине. Мне пора.

Я взглянула на свинцовое небо, разлившееся бесконечным дождем над парком. С одной стороны тучи окрасились кровавым бордовым цветом, замелькали огненные всполохи.

Как в запущенной на отмотку пленке, образ Гая Лэндола пятился в тисовые аллеи, превратившиеся в бесконечный сумрачный лабиринт.

Неожиданное чувство жалости и сострадания наполнило мое сердце, и я шагнула под стену проливного дождя, побежала вдоль аллеи, пытаясь нагнать плачущего врага, но его образ бесследно затерялся среди многочисленных запутанных дорожек. Парк и для меня превратился в ловушку.

Скрип закрывающейся двери заставил меня повернуть голову. Дверь поплыла навстречу. Перед глазами мелькнул покачивающийся на одном гвозде номерок «14 В». Почувствовался запах тлена, исходящий из-под порога. С чувством омерзения я отступила на шаг и сморгнула картинку. Тяжелый вздох, раздавшийся из-за прогнившего дерева, заставил меня поднять глаза. Дверь распахнулась, открывая вид на бьющий из середины пруда, достающий почти до тяжелых небес кровавый фонтан, взбивающий вокруг себя обильную алую пену. Она свисала с бортика и падала клоками на почерневшую от дождя траву газона.