Кроличья нора, или Хроники Торнбери - Страница 70

Из ее сбивчивого рассказа на плохом английском следовало, что женщина родом из России, ее имя Элен Соколоф. Но если бы только этот странный факт. Бедняга пыталась уверить нас, что с ней случилось невозможное – она появилась в моих владениях случайно из грядущего времени. Она назвала дату – 20 мая 2009 года, – то есть тот же день, но только два века спустя. Немыслимо! И надеялась, что ей поверят… Первое объяснение, которое я дал этому случаю, – бедная женщина душевнобольная и обладает способностью к сочинительству. Но постепенно в мою душу начали закрадываться сомнения. Ее рассказ становился все более уверенным, она приводила доказательства, называла факты, как сама полагала, неопровержимые, но тем не менее сомнительные, и мы сперва отказывались в них верить. Однако по мере повествования ситуация менялась. Слушая ее, я не переставал удивляться связности речи, что не было характерно для больных людей, перескакивающих от одного утверждения к другому. Безусловно, ее странный язык, применяемые обороты и слова порой казались не совсем понятными, но в целом не искажали общего смысла. Я мог судить, что женщина невероятно и всесторонне образованна, она действительно создавала впечатление человека, чуждого нашему времени. В конце своего повествования она неожиданно попросила принести одну из вещей, которая принадлежала, несомненно, именно ей. Это был странный предмет с блестящей поверхностью, раскладывающийся подобно миниатюрной книге. Стоило ей взять его в руки, как он засверкал огнями, в нем вспыхнул свет, идущий неизвестно откуда. На поверхности чудесной вещи мы увидели разнообразные меняющиеся картины с изображением животных, цветов, красивых пейзажей и людей, одетых странно, смеющихся и обнимающихся друг с другом. Показав на одну из картинок, где была видна маленькая девочка, она сказала, что это ее дочь, которая теперь осталась одна. Элен горько заплакала, потому что именно в этот момент странная книга погасла. Бедная женщина произнесла тогда слова, которые врезались мне в память: „Последняя ниточка, связывающая меня с той жизнью, оборвалась…“ Я посмотрел на нее, и невероятная жалось к несчастной, одинокой, возможно, очень больной женщине переполнила мое сердце. Кто она была – талантливая, но сумасшедшая комедиантка, авантюристка или… нам придется поверить в чудо. Что-то в душе мне подсказывало, что скорее последнее, потому что еще ни разу не удавалось нам видеть такой замысловатый предмет, с которым легко обращалась незнакомка.

Тем не менее, видя как она душевно истощена и утомлена своим рассказом, я предпочел оставить размышления и догадки без публичного обсуждения и предложил Элен Соколоф пройти в спальню и немного отдохнуть. Бедняга держалась из последних сил, стараясь не упасть в обморок. Ее подавленное состояние, полагаю, осложнялось тем, что она была разочарована моим холодным отношением к ее отчаянной попытке доказать правоту, поэтому женщина охотно приняла предложение покинуть кабинет и подняться в свои покои. Тогда мы еще долго не расходились и обсуждали между собой услышанное. Я был крайне удивлен, что обычно здравомыслящий доктор Лукас встал на защиту незнакомки и готов ей поверить. Он рассказал нам о подобных случаях и советовал обратиться в Лондонскую публичную библиотеку, чтобы прочесть свидетельства очевидцев, которым удалось совершить временные переходы. Я не стал оспаривать доводы доктора в первую очередь из уважения к его заслугам и возрасту и решил закрыть странную и невероятно двусмысленную тему. А пока же попросил всех присутствующих дать клятвенное обещание, что ни одно слово из услышанного сегодня не выйдет за пределы этой комнаты. Мне не хотелось подвергать несчастную еще более страшному испытанию – освидетельствованию в доме для душевнобольных. На том мы и порешили в тот вечер.

На следующий день Эдуард был вызван в родительское поместье в Норфолк – его отец настолько тяжело заболел, что пожелал проститься с сыном. Я же решил вернуться в Лондон, ведь жизнь в поместье довольно скучна и однообразна. Но у меня не выходил из головы рассказ Элен, и я захотел по совету доктора просмотреть материалы библиотеки, касающиеся подобных случаев. Кроме того, была и другая причина уехать – леди Кэтрин неоднократно приглашала меня навестить Анну в лондонском доме. Я должен быть отдать долг внимания своей невесте. Общение с ней меня не отягощало, но и не было жизненной потребностью. Я строго придерживался правил хорошего тона – посещать избранницу не менее, но и не более, чем несколько дней в месяц.

Дела задержали меня в Лондоне на более долгий срок, чем планировалось изначально. Только в середине июля я отправил письмо с известием о своем возвращении в сопровождении будущей жены и ее матери. Дамам не терпелось устроить в Торнбери давно планируемый бал в честь помолвки. Нельзя сказать, что пока я проживал в столице, меня совсем не волновали дела в поместье – напротив, я постоянно думал о загородном доме, и любимая Фрида сообщала новости в обязательном еженедельном письме, как и было условлено. Удивительно, но положение несчастной потерявшейся женщины я принял очень близко к сердцу и часто думал о ней, о ее дальнейшей судьбе, спрашивал в письмах кормилицу, как Элен привыкает к жизни в Торнбери. Ее подробные отчеты удовлетворяли мое любопытство и снимали беспокойство. Я, как и собирался, посетил публичную библиотеку. И действительно нашел и с волнением прочитал в подшивке газет „Таймс“ несколько свидетельств о внезапно пропавших и так же неожиданно вернувшихся людях, рассказывавших диковинные истории. Но сколько бы я ни искал отзывов уважаемых ученых, все их объяснения базировались на уровне предположений, гипотез и неподтвержденных фактов.