Кроличья нора, или Хроники Торнбери - Страница 50

Я-Другая любила летать. Но те города или страны, что открывались взору, каждый раз были различны и совершенно незнакомы; нигде на земле не существовало такой замысловатой архитектуры, таких причудливых ландшафтов, таких ярких красок и запахов окружающих цветов и растений. Я пыталась нарисовать свои сны, но сколько ни искала оттенков, не могла воссоздать сочность и живость цветов. Их пульсацию.

Порой Другая спускалась на землю и изучала понравившееся место. Встречала людей, разговаривала с ними, спрашивала их имена. Некоторые образы, услышав просьбу, быстро растворялись в воздухе. Мне открылся особый закон: назвавший свое имя был готов к встрече в следующем сновидении. Имя создавало связь. К сожалению, я не занималась развитием люцидных снов, не исследовала тонкий мир, в чем совершенствуются некоторые умельцы, способные видеть даже коллективные и очень длительные сны. Мои осознанные сны были шалостью, детской игрой. Чтобы превратить их в искусство, мне не хватало накопленной энергии и особых знаний. Во время болезни, нервных переживаний способность сновидеть исчезала – недоставало внимания, чтобы уловить момент перехода и сохранить сознание.

Вот и теперь – уже долгое время подобные грезы не навещали меня. Я мечтала вызвать образ моего друга и задать ему вопросы, о которых забывала в простых снах.

День за днем я усиливала это намерение, ночь за ночью перед отходом ко сну я засыпала с внутренним приказом проснуться во сне и попытаться отыскать его. Но пока не получалось. Физическая оболочка была сильно истощена, я проваливалась в бессознательное. И даже утром, когда вероятность уловить тонкую грань перехода и сохранить сознание наиболее велика, мои попытки оказались безуспешны.

И когда я полностью опустила руки и поняла, что разучилась создавать сны, чудо произошло! С заметным усилием я поднялась над кроватью, села и медленно встала на ноги. Постепенно сквозь закрытые глаза проступили образы окружающей обстановки, Я-Другая шла по комнате, ощупывая попадающиеся на пути предметы, стены, изгиб подоконника и, наконец, твердость оконного стекла. Руки привычно провалились сквозь него. Подпрыгнув, как перышко, я взлетела на подоконник, пройдя сквозь стекло как через плотную пленку, и повисла под окном, держась за раму одной рукой.

Всегда немного страшно отпустить руку и позволить себе полет или мягкое падение. Именно в этот момент тело охватывает ни с чем не сравнимое блаженство и покой; кажется, что наступила очередная смерть и пора вернуться домой, в заветный мир покоя и света.

Итак, ко мне вернулась способность создавать сон. Если научусь как можно дольше сохранять пограничное состояние, то попытаюсь найти Фитцджеральда.

Важно узнать имя, которое он носит там, в астральном мире.

Уходя, мы теряем тело и имя, которых множество в наших временных воплощениях. Остается лишь Я, накопившее опыт всех прежних жизней. Оно должно откликнуться на то имя, которое наиболее соответствует его истинной сути в текущий момент.

Вызвав его образ, необходимо задать вопрос, который логичен в реальном мире, но редко произносится в тонком: необходимо спросить имя.

И это не было простой задачей. Прошло много времени и безуспешных попыток, выбросов из сна, пока я осознанно высказала намерение увидеть Его. Сложно дать приказ подсознанию, когда оно привыкло безраздельно властвовать. Трудно вложить в него всю силу желания, не отвлекаясь на постоянно возникающие и мешающие задуманному образы и видения. Тем не менее мне удалось произнести волшебное слово – «Хочу». Оставалось ждать.

Постепенно образы, похожие на моего друга, стали все чаще появляться во снах, но стоило мне приблизиться – видение размывалось, рисунок искажался, и человек, вначале принятый мною за Фитцджеральда, оказывался незнакомцем. Я бродила среди вызванных фантомов как в лабиринте.

И наконец пришел долгожданный сон.

Я удивилась его реальности, спутав с пробуждением.

Тело чувствовало каждую клеточку и полностью контролировалось сознанием. Я слышала аромат цветов, пение птиц и теплоту легкого летнего ветерка. Соткался незнакомый город, но как ни пыталась я прочесть название улиц, не удавалось. Латинские буквы на потрескавшихся от времени старых щитках разбегались и меняли свое положение.

Диковинная архитектура города не существовала в действительности. Вокруг меня возвышались многоаркадные дома, украшенные спиральными, уносящимися ввысь колоннадами.

Я слышала голоса людей, но они не привлекали внимание. Я проходила мимо, не вглядываясь в их лица; они проплывали размытыми фантомными пятнами. Я шла на плач, тихий, бесконечно грустный плач ребенка. И в конце концов увидела худенького мальчика с взъерошенными светлыми волосами. Он сидел на краю пересохшего фонтана. Маленькое тельце вздрагивало от рыданий. Малыш низко опустил голову, размазывая по щекам слезы. Чувство бесконечной жалости захлестнуло меня, я присела на корточки и дотронулась до щупленького плечика:

– Солнышко, что случилось с тобой, кто-то обидел? Почему ты так горько плачешь?

Он молчал, растирая слезы грязными кулачками, не поднимал глаз. Правда, плакать перестал, лишь тихонько хныкал. Бедное одинокое маленькое создание. Я погладила его по мягким, как пух одуванчика, волосам.

Мальчик всхлипнул и наконец взглянул на меня нереально взрослыми глазами. Он внимательно смотрел и молчал, я же была потрясена выражением его лица. Скорбный лик как будто не принадлежал ребенку. Боль в его глазах рождала странную иллюзию. Малыш перестал плакать. Я в свою очередь также не могла отвести взгляд. В тонком мире мы узнаем друг о друге абсолютно все, вступив в физический или визуальный контакт. Маленький мальчик смотрел на меня глазами Фитцджеральда.